В отпуске, в качестве guilty pleasure и с целью переключить голову на что-то бессмысленное я начала смотреть канадский сериал «Orphan Black». Довольно неожиданно для зрителя, предварительно не ознакомившегося с синопсисом (для меня), сериал заставляет задуматься о ряде интересных вопросов, которые находятся если и не в серой правовой зоне, то точно на стыке законотворчества и философии.
В частности, «Orphan Black» поднимает вопрос этичности клонирования человека и рисков, сопутствующих развитию биотехнологий в целом. Вопрос особенно актуален в эпоху жарких дебатов о возможном влиянии современных вакцин на наш организм и научном прогрессе на фоне консервативного скепсиса обывателей относительно фармацевтических разработок.
Правовая защита разработок в области генетики
В сериале персонажи даже ссылаются на прецедентное решение Верховного Суда США в деле Association for Molecular Pathologyn et al. v. Myriad Genetics 2013 г., обосновывая обширные перспективы для дальнейших биотехнологических исследований и экспериментов по клонированию.
Несмотря на прошедшие с того момента 8 лет, решение остается «наиболее важным в сфере биотехнологий за последние полвека» [1]. Фабула дела вполне стандартна для фармацевтических споров: на результаты своих исследований компания Myriad Genetics получила патенты, позволяющие идентифицировать генетическую предрасположенность к раку груди. Патенты защищали разработки Myriad как в отношении изолированных сегментов ДНК человека, так и кДНК (синтетический продукт), что позволяло компании требовать прекращения любых аналогичных исследований конкурентов под угрозой нарушения патентов. Заинтересованные лица инициировали признание патентов недействительными в связи с тем, что ДНК человека является открытием, а не результатом изобретательской деятельности ученых.
Пройдя несколько кругов внутри американской судебной системы, дело оказалось на рассмотрении Верховного Суда США. В своем решении суд закрепил подход, обозначенный в ряде предшествующих дел: любой объект, существующий в природе и созданный человеком, является патентоспособным (в оригинале – «anything under the sun that is made by man is ;patentable»).[2] На основании данного принципа суд пришел к выводу, что изолированные сегменты ДНК человека существуют в природе и без участия человека, что делает их открытием. В то же время синтетический продукт деятельности ученых – к ДНК – патентоспособен[3].
Значимость решения в деле Myriad для фармацевтической отрасли, щедро представленной в США, невозможно переоценить[4]. На разработку и исследования лекарств уходят миллиарды долларов и десятилетия – но при этом никто не может гарантировать положительный результат таких вложений. В подобном контексте вопрос правовой защиты результата исследований особенно важен. Возможность патентования и, как следствие, получения определенных преимуществ, позволяющих ввести изобретение в гражданский оборот и временно оставить конкурентов позади, мотивирует фармацевтические компании вкладываться в R&D. И, благодаря делу Myriad, – в синтетические генетические материалы.
Клонирование человека: фантазии или реальность?
С учетом этих скромных знаний, после просмотра сериала воображение неизбежно рисует сценарии, когда в лабораториях уже ведутся исследования возможности полноценного клонирования человека (или такое клонирование идет полным ходом, а ученые просто ожидают изменения тенденций правового регулирования для выхода из тени).
Вместе с тем, например, в России действует федеральный закон «О временном запрете на клонирование человека», которым введен запрет на клонирование человека с учетом «недостаточно изученных биологических и социальных последствий клонирования человека»[5]. Запрет действует впредь до дня вступления в силу федерального закона, устанавливающего порядок использования технологий клонирования организмов в целях клонирования человека[6]. Способы клонирования человека и его клон прямо лишены патентоспособности, согласно пп.1 п. 4 статьи 1349 Гражданского кодекса Российской Федерации, равно как и результаты интеллектуальной деятельности, противоречащие общественным интересам, принципам гуманности и морали.
Поскольку законодательный запрет не распространяется на клонирование организмов в иных целях, патенты на изобретения в области биотехнологий выдаются при условии их патентоспобности в соответствии с Гражданским кодексом РФ и административными регламентами Роспатента.
И пусть, как и в России, в большинстве стран клонирование человека запрещено[7], насколько мы можем быть уверены, что где-то в мире подобные исследования не ведутся? А, если они ведутся, является ли клонированный организм, полученный синтетическим образом, патентоспособным? Кто и как определит, соответствует ли клонирование общественным интересам? Должны ли этические соображения останавливать научное развитие и находить отражение в законотворчестве? И, наконец, являются ли перечисленные вопросы риторическими?
[1] I. Glenn Cohen «MAKE IT WORK!: JUSTICE BREYER ON PATENTS IN THE LIFE SCIENCES» Harvard Law Review, Vol. 128, No. 1 (NOVEMBER 2014), pp. 418-428, 428
[2] Diamond v. Chakrabarty, 447 U. S. 303 (1980); Mayo Collaborative Servs.v. Prometheus Labs. Inc., 566 U. S. 66 (2012)
[3] Association for Molecular Pathology v. Myriad Genetics, Inc., 569 U. S. 576 (2013)
[4] https://www.wipo.int/wipo_magazine/en/2006/04/article_0003.html.
[5] Федеральный закон от 20.05.2002 No 54-ФЗ (ред. от 29.03.2010) «О временном запрете на клонирование человека»
[6] Статья 1 Федерального закона «О временном запрете на клонирование человека»
[7] Например, Декларация ООН о клонировании человека, принятая резолюцией 59/280 Генеральной Ассамблеи от 8 марта 2005 года, в пункте (с) обращается к государствам-членам с призывом «запретить все формы клонирования людей в такой мере, в какой они несовместимы с человеческим достоинством и защитой человеческой жизни» – подобная формулировка дает определенный carte blanche в правовом регулировании государств-членов, например, для терапевтического клонирования
